Дмитрий Токарев (Петербург)

Борис Поплавский и Поль Валери 

Dmitrij Tokarev (Saint-Pétersbourg)
Boris Poplavskij et Paul Valéry

Известно, что представители русской эмиграции во Франции придерживались различных политических и художественных взглядов; неоднозначным было и их отношение к тем тенденциям, которые были характерны для европейской литературы и, шире, искусства 1920-1930-х годов XX века. Так, некоторые из эмигрантов старшего поколения были настроены скорее враждебно по отношению к модернистским движениям: среди них И. Шмелев, Б. Зайцев, И. Бунин. Другие, напротив, поддерживали контакты с французскими мыслителями и писателями, как, например, Н. Бердяев, который принимал у себя философов Э. Мунье и Г. Марселя, писателей А. Жида и А. Мальро. В то же время в 1920-е годы на художественную сцену вышли молодые поэты и писатели Г. Газданов, Ю. Фельзен, И. Зданевич, художники С. Шаршун и Х. Сутин. Их артистическая карьера началась либо непосредственно перед Революцией, либо уже в эмиграции. Враждебность, которую им зачастую демонстрировали представители старшего поколения, объяснялась во многом их восприимчивостью к достижениям современного западного искусства. К примеру, влияние, оказанное Марселем Прустом на творчество Г. Газданова, не осталось незамеченным критикой того времени; что касается И. Зданевича и С. Шаршуна, то они имели личные контакты с французскими дадаистами и сюрреалистами, расширяя границы сюрреализма за счет приобщения его к русской заумной поэзии.

Однако даже среди этих имен имя Бориса Поплавского занимает особое место. Анализ его стихов и романов с очевидностью демонстрирует, что наследие поэта должно изучаться в широком контексте французской культуры XIX и XX веков. На первый план здесь выходит фигура Поля Валери, творчество которого оказало, как представляется, существенное влияние на Поплавского. При этом речь должна идти не только о влиянии Валери на эстетическую мысль Поплавского, но и о вполне конкретных аллюзиях на некоторые тексты французского поэта и, прежде всего, на цикл о господине Тэсте. На наш взгляд, такие аллюзии в изобилии встречаются в романах «Аполлон Безобразов» и – в меньшей степени – «Домой с небес». В издание 1926 года Валери включил несколько вещей этого цикла: «Вечер с господином Тэстом», «Письмо другу», «Письмо госпожи Эмили Тэст», «Выдержки из log-book господина Тэста». В этом же году Поплавский начинает писать роман «Аполлон Безобразов», один из главных героев которого – Безобразов – кажется подчас фикциональным двойником господина Тэста: Тэст как абстрактная универсальная фигура, воплощающая в себе принцип тотального интеллектуализма, становится у Поплавского фигурой «иероглифической», имеющей двойственную природу: с одной стороны, она обладает материальностью (так, тело Безобразова как будто выточено из «желтоватого апельсинового дерева»), с другой – трансцендирует ограничения, накладываемые ею, и предстает в качестве связующего звена между миром чувственным и миром сверхчувственным, интеллигибельным. К Безобразову, «защищающемуся от жизни мышлением», может быть легко применена та характеристика, которую дает сам себе персонаж Валери: «Привычка к размышлению заставляла этот дух жить – и питаться – исключительными состояниями; его существование проходило в непрерывной постановке идеальных опытов, постоянном использовании экстремальных условий и критических фаз мышления… Казалось, предельное разрежение, неведомые пустоты, чудовищные перегрузки, давление и температуры, допустимые лишь гипотетически, составляют его естественный арсенал, и ни одна его мысль не минует проверки на прочность с помощью самой энергичной обработки, дабы выяснить пределы ее существования» («Выдержки из log-book господина Тэста»).